Герои чернской земли: братья Шукаловы
- 08.02.2024 15:12
- Фото: Чернского районного историко-краеведческого музея
Среди уроженцев чернской земли есть немало героев-участников разных войн, самоотверженных тружеников, людей, которые могут быть примером для наших современников. Достойна внимания судьба братьев Шукаловых - уроженцев деревни Красный Хутор. Именно благодаря таким людям, наша Родина выстояла в тяжелейшие годы Первой мировой и Великой Отечественной войн и послевоенного восстановления.
Герои Чернской земли – братья Шукаловы
В ноябре 2020 года в фонды Чернского районного историко-краеведческого музея Карповым Николаем Георгиевичем, жителем Мценска, были переданы интересные экспонаты и материалы о Шукаловых Василии Федосеевиче и Иване Федосеевиче, уроженцах деревни Красный Хутор Чернского уезда. Судьба наших земляков была наполнена тяжёлым крестьянским трудом, участием в Первой мировой и Великой Отечественной войнах, нелёгким послевоенным восстановлением разрушенной, разорённой родины.
Предлагаем нашим читателям познакомиться со страницами жизненного пути наших героев-земляков.
Василий Федосеевич Шукалов – Георгиевский кавалер
Отголоски революции 1905 года, побудившей к политической жизни широкие народные массы, докатились и до Красного Хутора Чернского уезда. Открытых выступлений крестьян против помещиков не наблюдалось, но настроение селян менялось не в лучшую сторону.
Старший сын Шукалова Феодосия Ивановича, Василий (1891-1962 гг), к этому времени был в юношеском возрасте. Детство его прошло, как у всех крестьянских детей: два класса церковно-приходской школы и ежедневный недетский труд в своём хозяйстве. Василий был добрым и покладистым парнем, но молодость его прошла бурно, скорее всего, из-за неумения выбирать друзей. Приятельствовал он тогда со своим троюродным братом Иваном Васильевичем Шукаловым, по прозвищу «Жилкин». Однажды они верхом на лошадях догнали и отхлестали кнутами барыню, Александру Николаевну Кутлер, возвращавшуюся в открытой коляске из Мценска. Конечно, униженная и разъярённая барыня вызвала полицию, и бедокуры были посажены под арест. Родители на коленях слезно умоляли барыню простить их непутёвых сыновей. В конце концов, Александра Николаевна прониклась мольбами крестьян и сказала: «Была бы моя воля, я бы отправила их на каторгу, но только из уважения к вам их отпустят из острога. Но для острастки пусть неделю-другую поневолятся».
Феодосий Иванович понимал, что от дружбы сына с Жилкиным ожидать хорошего нельзя. Феодосий снова обратился к Александре Николаевне и её мужу Николаю Николаевичу Кутлер с просьбой посодействовать определению Василия на военную службу. В 1913 году Василия Шукалова призвали на военную службу в Российскую армию.
Служил Василий в Лейб-гвардии Литовском полку, который был расквартирован в Варшаве. Несмотря на приличный рост, Шукалов в строю занимал место лишь на левом фланге 5-й роты. В период Первой мировой войны полк в составе 3-й гвардейской пехотной дивизии принимал участие в боевых действиях на Северо-Западном, Западном и Юго-Западном фронтах. В 1916 году ефрейтор 5-й роты Лейб-гвардейского Литовского полка Шукалов Василий Федосеевич был награждён крестом Святого Георгия 4-й степени (№757416) за отличие в бою против неприятеля у деревни Войнин 3 сентября 1916 года. Ефрейтор Шукалов первым ворвался в траншею противника, и умело действуя штыком и прикладом, уложил четырёх немецких солдат, но и сам получил ранение. Награда герою была вручена лично Его Императорским Высочеством Великим Князем Георгием Михайловичем от имени Его Императорского Величества Государя Императора.
По ранению Василий Федосеевич вернулся домой. Вскоре родители сосватали ему невесту Прасковью из деревни Большая Сальница. В 1917 году у них родилась первая дочь Екатерина, затем Мария. Первые годы молодая семья Василия и Прасковьи жила в доме родителей, но после женитьбы братьев Андрея и Ивана, Василию и Андрею были выделены участки земли, где были поставлены новые избы; братья вели единоличное хозяйство. Содержать крестьянское хозяйство, когда в семье Василий был единственным мужчиной, было достаточно сложно. Когда в Красном Хуторе организовывалось коллективное хозяйство, Василий Федосеевич одним из первых подал заявление о вступлении в колхоз.
Через некоторое время председателем колхоза избрали младшего брата – Ивана Шукалова. Молодой председатель колхоза, особенно на первых порах, нуждался в поддержке старшего брата, с братом Андреем у Ивана не складывались отношения.
Василий Федосеевич не стремился к высоким должностям, нов работе отличался аккуратностью и мастерством. Поэтому самую сложную технику (сенокосилку, молотилку и т.д.) председатель колхоза (Иван Шукалов) доверял только ему. Старший брат всегда был главным специалистом и на посевной, и на уборочной, и во время скирдования и стогования.
К началу Великой Отечественной войны у Василия Федосеевича и Прасковьи Ильиничны Шукаловых было четыре дочери: Екатерина, Мария, Татьяна и Ольга. Старшие дочери, Екатерина и Мария, уехали работать в Серпухов, где и остались жить.
Война пришла в Красный Хутор в октябре 1941 года. В действующую армию призвали Ивана и Андрея Шукаловых. Василий по возрасту не подлежал призыву. Ещё до прихода немцев в деревню вернулся Андрей Федосеевич, после того, как на фронте он получил контузию. Во второй половине октября 1941 года немцы сосредоточили танковые подразделения у переправ через Зушу, возле деревень Кузнецовка и Миново. 23 октября, охватив Красный Хутор с севера и юга, танки гитлеровцев перешли в наступление. Бойцы 6-й гвардейской стрелковой дивизии и 11-й танковой бригады не смогли сдержать натиск танков противника, и стали отходить в направлении Черни. Всё поле после ожесточённого боя всё поле было покрыто телами русских солдат, а с южной стороны деревни догорали четыре подбитых советских танка. Через некоторое время через деревню немцы провели группу военнопленных. Красноармейцы шли понурые, низко опустив головы, а впереди шла лошадь, запряженная в телегу с грудой трофейных винтовок.
С приходом оккупантов в деревне стал устанавливаться новый порядок. Как ни старался бывший приятель Василия Федосеевича – Жилкин - угодить немцам, но ему так и не удалось получить должность старосты. Гитлеровцы в начале войны проявляли некоторую лояльность к мирному населению. На сходке крестьян в Красном Хуторе старостой избрали малограмотного мужика Захара Кондрашина. Захар не стремился на эту должность, но не смог отказаться из-за слабости характера. Однако для селян это было лучшее решение, в деревне не было явного преследования родственников председателя колхоза и коммунистов. Жителям распределили колхозное имущество, зерно и скот, а через некоторое время всё это было изъято для нужд немецкой армии.
Осенью 1941 года через Красный Хутор проходили выходившие из окружения бойцы и командиры Красной Армии. Днём красноармейцы отсиживались в лесах и оврагах, а вечером появлялись в деревне в поисках пропитания. Захар Кондрашин на правах старосты распределял окруженцев по избам, где те могли перевязать раненых, запастись едой и той же ночью уходили дальше на восток. Василий Федосеевич Шукалов часто провожал наших бойцов безопасными тропами. Так продолжалось до начала декабря.
После стремительного контрнаступления Красной Армии под Москвой фронт вновь приблизился к Красному Хутору. Отступая, немцы оставляли за собой сожжённые сёла и посёлки. Утром 24 декабря запылали дома в Заводском Хуторе, Малом Шеламове, Красном Хуторе. В тот же день Андрей Федосеевич, погрузив в сани жену с детьми, покинул деревню. Часть тёплых вещей сгорели вместе с домом, а из оставшихся не удалось как следует утеплить детей. Когда прибыли на место, малолетняя девочка оказалась мёртвой от переохлаждения. Оставшись без крова, краснохуторяне решили переночевать в колхозном подвале. Семьи Василия Федосеевича, Ивана Федосеевича и Андриана Григорьевича зашли в подвал последними, и расположились у самого выхода. В эту тревожную ночь никто не смог заснуть. Андриан Григорьевич Шукалов в Первую мировую попал в немецкий плен и за три года пребывания в неволе неплохо овладел немецким языком.
Рано утром двери подвала распахнулись, и в дверном проёме показались гитлеровцы. Они стали выводить людей из подвала, внимательно всматриваясь в лицо каждого. Видимо искали бойцов Красной Армии. Василий Федосеевич понимал, что близким председателя колхоза пощады от фашистов не будет. Он переговорил с Андрианом Григорьевичем, и тот посоветовал уходить в направлении Троицкого-Бачурино, навстречу наступающей Красной Армии. Василий пошептал на ухо Шуре, жене председателя колхоза, и группа женщин с детьми послушно пошла за ним. Немцы сразу заметили удаляющуюся группу людей и стали кричать: «Матка, хальт! Матка хом!», а в это время Андриан Григорьевич что-то громко говорил гитлеровцам. В чём он убеждал их, неизвестно, однако немцы не стали стрелять вслед уходящим.
Проваливаясь в глубоком снегу по колено, а то и по пояс, Василий Федосеевич упорно вёл женщин и детей на восток. Беженцы едва не попали под обстрел нашей артиллерии, а навстречу уже шла в атаку красная конница. Часа через два группа Василия Федосеевича добралась до посёлка Снежедь, но из-за того, что здесь, как и в Троицком-Бачурино, располагалась кавалерийская часть, решили идти в Большую Сальницу, родную деревню жены Прасковьи Ильиничны. Прибыв на место, Василий Федосеевич с женщинами и детьми остановились в доме Елизаветы Никитичны Кондрашиной (Зайцевой), родной тёти будущего генерала армии Героя Советского Союза Михаила Митрофановича Зайцева.
Первую военную зиму беженцы жили в Большой Сальнице. Спали на полу, подстелив солому. Ели тут же на соломе. Елизавета Никитична сварит ведро картошки в мундире и высыпает её на солому. Тем и питались, другой пищи не было. Прасковья, Шура и Анна Михайловна, тёща Ивана Федосеевича, ходили в соседние деревни, просили подаяние, но и этого было мало. Как-то при бомбёжке убило лошадь военных. Василий Федосеевич принёс домой приличный кусок конины. Мясо он порубил мелкими кусками, и варили, но этого хватило ненадолго.
Когда с едой стало совсем плохо, Василий предложил женщинам сходить за продуктами в Красный Хутор. Ещё до прихода немцев селяне попрятали в свои погреба часть продуктов и имущества. Погреба замаскировали, чтобы фашисты их не нашли. Линия фронта в 1942 году проходила по реке Зуша, и Красный Хутор оказался на передовой.
Вышли в путь ещё затемно, чтобы незаметно обойти боевое охранение наших войск, и к рассвету были уже на месте. Но свои тайники оказались пустыми. Как выяснилось позднее, это Иван Васильевич Жилкин со своими дружками опустошил запасники односельчан. Обескураженные беженцы, увидев свои разграбленные погреба, были в таком шоке, что забыли о маскировке. Немцы заметили передвижение на стороне противника и открыли из Кузнецовки артиллерийский и миномётный огонь. Женщины и дети в панике заметались по полю. Василий Федосеевич на правах старого солдата, стараясь перекричать свист снарядов и мин, подавал команды «ложись!» или «броском вперёд!», и женщины с детьми по команде вставали, бежали и снова падали, пока не вышли из-под обстрела.
До весны кое-как дотянули, а весной беженцы потянулись к колхозным буртам картошки, оставленной на хранение зимой в поле. Перемёрзшую картошку мыли в ручье, замешивали в солдатской каске и жарили на ржавом листе железа. Приготовленные таким образом «оладьи» называли чибриками или кавардашками. Василий Федосеевич называл их храмзоликами. Тем не менее, эта перемёрзшая картошка спасала людей от голодной смерти.
Летом 1942 года военные части Красной Армии переместили беженцев из прифронтовой зоны дальше в тыл. Шукаловы решили остановиться в селе Малое Скуратово, где председателем сельского совета работал бывший односельчанин Михаил Матвеевич Свиридов. Беженцев распределили на постой по домам и определили на работу в колхоз.
До конца войны семьи братьев Шукаловых жили в Малом Скуратове. После объявления победы над Германией Василий Федосеевич с женой и дочерями вернулись в Красный Хутор. В родной деревне вместо домой красовался бурьян в рост человека, а вся земля была изрыта воронками от бомб и снарядов. Василий скосил бурьян на своей усадьбе и начал обустраиваться. Пока женщины перекапывали огород, глава семьи с помощью плотника построил дом из брёвен от наката блиндажей. В личном подворье уже имелся домашний скот, приобретённый за время скитаний. А протекающая внизу река Зуша подкармливала семью свежей рыбой. Шукаловы ловили рыбу вершами, сплетёнными своими руками из лозы.
Постепенно жизнь в деревне стала налаживаться. Вся семья Василия Федосеевича трудилась на полях и фермах колхоза «Путь Ильича», председателем которого избрали Ивана Федосеевича Шукалова. Со временем стали определяться и дочери Василия. Екатерина обосновалась в Серпухове, Мария в Черни, а Татьяна вышла замуж за Павла Ивановича Сафронова из Кузнецовки. Только Ольга долго не могла обзавестись семьёй.
Летом 1958 года ушла из жизни Прасковья Ильинична. Проводить её в последний путь пришли братья и сестра Василия Федосеевича с сыновьями.
В 1961 году колхозу для строительства понадобилась известь, а со строительными материалами в стране было напряженно. Председатель колхоза Илья Семёнович Распопов обратился к Ивану Федосеевичу Шукалову с просьбой организовать изготовление извести методом выжигания из известняка. Такой опыт производства извести в Красном Хуторе уже был, сохранилась и яма. Вместе с братом Василием Федосеевичем и племянником Василием Суховым приступили к работе. Василий Федосеевич как более опытный специалист выкладывал в яме две туннельные топки из известняка. Затем известняком размером с футбольный мяч засыпали всю яму. Только после этого разожгли дрова в топках. Самое главное в процессе выжигания извести – поддерживать температурный режим. Братья Шукаловы с племянником по суткам следили за пламенем в топках, периодически забрасывая в них заготовленные по размерам берёзовые стволы. Недели через две на поверхности стало пробиваться пламя. Это означало, что процесс выжигания близок к завершению. Уставшие от недосыпания мужики на радостях кипятили чайники на камнях, а Василий Федосеевич в солдатской каске выплавил свинец из пуль, найденных на полях после сражений Великой Отечественной войны. Через несколько дней известь остыла и была готова к применению. Председатель колхоза остался доволен работой мужиков.
На четыре года пережил Василий свою супругу. Ольга ещё какое-то время жила с отцом, но вскоре встретила свою судьбу, перебралась на станцию Чернь, родила дочь. Василий Федосеевич остался в доме один. Старший сын Татьяны – Слава - чаще всех навещал деда. Иногда Слава брал с собой младшего брата Витю. Витя уставал от ходьбы по крутому склону и капризничал. Но стоило деду Василию сказать: «Слава, не бери его с собой!», Витя сразу успокаивался. А в деревне Василия поддерживали брат Иван и сестра Екатерина.
Зять Василия Федосеевича Павел Иванович Сафронов в то время работал председателем колхоза «Победа» Мценского района. В сухую погоду он сажал жену и детей на мотоцикл «Урал» и отправлялись в Красный Хутор в гости к деду Василию. А иногда и сам Василий Шукалов, наловив вершами рыбу, отправлялся с уловом к дочери в Кузнецовку. Когда Василий Федосеевич серьёзно заболел, его забрала к себе в Чернь дочь Мария, в доме которой он и скончался. Похоронили Георгиевского кавалера Василия Федосеевича Шукалова на кладбище Черни в 1962 году.
По воспоминаниям детей и внуков
Труженики колхоза "Путь Ильича". Крайний справа - председатель колхоза Шукалов Иван Федосеевич, третий слева - бригадир Карпов Георгий Иванович, д. Заводской Хутор, 1947 год. Из семейного архива
На войне, как на войне
Из воспоминаний красноармейца Шукалова Ивана Федосеевича, участника Великой Отечественной войны, бойца взвода особого отдела НКВД 330-й стрелковой дивизии
Война началась в день моего рождения – 22 июня. В 1941 году мне исполнилось 39 лет, возраст для мужика зрелый. Я тогда работал председателем колхоза в деревне Красный Хутор Чернского района. Дни рождения крестьяне не отмечали – и без того хватало забот и дома, и в поле. Летняя страда в разгаре, и на тебе – война с Германией. Мы-то сначала думали, что Красная Армия быстро обуздает врага, а вышло, что и в кошмарном сне не привидится.
В стране была объявлена мобилизация военнообязанных. Лето 1941 года было жарким во всех отношениях. Фашистские войска с боями продвигались на восток, к Москве. Я спешил с уборкой урожая. Зерно вывозили на хлебоприёмный пункт железнодорожной станции Чернь, весь колхозный скот перегоняли вглубь тыла, за Рязань. Ничего не должно достаться врагу!
Во второй половине августа мне пришла повестка из военкомата. Так началась моя фронтовая жизнь, полная опасностей и трудностей. После прохождения переподготовки в запасном полку я был зачислен бойцом взвода особого отдела НКВД 330-й стрелковой дивизии. Новое назначение меня не удивило. Ещё в 1922 году я проходил службу в погранвойсках в Одессе и имел достаточный боевой опыт. Дивизия была сформирована в сентябре 1941 года на территории Тульской области, и большинство её бойцов составляли туляки.
Осень 1941 года – самый тяжёлый период войны. Гитлеровцы были на подступах к Москве. Красная Армия, отступая, отчаянно сражалась с немецкими захватчиками. Враг регулярно забрасывал в тыл наших войск диверсионные группы. На всех возможных направлениях, в зоне дислокации дивизии, у нас стояли заградительные отряды. У всех задержанных мы тщательно проверяли документы, выясняли: откуда, куда идут и почему оказались в расположении нашей дивизии. Значительные группы диверсантов отслеживались и уничтожались нашими бойцами, а при необходимости, для получения нужной информации, брали «языка». Приходилось оказывать помощь стрелковым подразделениям в отражении атак наступающих гитлеровцев. Так что, порой, по нескольку суток без сна и отдыха, мы участвовали в боевых операциях.
В первые месяцы войны многие красноармейцы, да и гражданские, пробивались к своим из окружения. Часть бойцов и командиров, вышедших из окружения, сразу вливались в воинские подразделения и продолжали сражаться с гитлеровцами, другие направлялись на переформирование.
А иногда под видом окруженцев попадались диверсанты, дезертиры, а то и уголовники. Здесь нужно держать ухо востро! Нелёгкая задача стояла перед бойцами взвода особого отдела. Задержал человека, и поди разбери: свой он или враг, и почему направляется в наш тыл. Вот тут мне пригодился опыт пограничной службы. Остановил я как-то незнакомца – с виду вроде красноармеец и документы в порядке, но моё чутьё меня насторожило. Посмотрел я на него, да и спросил: «А откуда ты родом, милок?» «Из Одессы» - отвечает он, не моргнув глазом. Ну не знал вражина, что одессита я за версту узнаю. Недолго думая, доставил этого «окруженца» в штаб дивизии, и выяснилось, что тот диверсант. Вот и выходит: как ни рядись волк в овечью шкуру, а хвост-то торчит!
В конце ноября 1941 года наша дивизия вошла в состав вновь сформированной 10-й Армии. Дивизия была обеспечена основными видами вооружения, и мы ждали приказа о вступлении в бой с противником. Утром 6 декабря 330-я стрелковая дивизия перешла в наступление в направлении Михайлов – Сталиногорск (ныне Новомосковск). После ожесточённых боёв, в декабре-январе были освобождены от фашистских захватчиков тульские города Михайлов, Сталиногорск, Белёв и Киров Калужской области. В зимнем наступлении наша дивизия понесла большие потери убитыми и ранеными. В стрелковых полках оставалось по 250300 штыков, и дивизию в конце января отвели для отдыха и пополнения в район города Киров.
Как-то в феврале меня вызывает к себе начальник особого отдела майор Короткин и начинает подробно расспрашивать о моей семье. Только в конце я понял, куда он клонит. Когда 24 декабря фашисты, отступая, сожгли нашу деревню, мои домочадцы успели выскочить из дома в чём были. Гитлеровцы согнали всех селян в колхозный подвал. Утром следующего дня Красная Армия вновь наступала, и немцы стали спешно угонять население к себе в тыл. В суматохе разгоревшегося боя моей семье удалось вырваться из лап фашистов и выйти навстречу наступающей нашей коннице. Первую зиму жена с детьми квартировала в деревне Большая Сальница, затем в Черногорах. Одежды хорошей не было, да и поизносилась за время скитаний. Александра Ильинична по случаю приобрела у тыловиков бушлат и солдатские ботинки. В этом одеянии Шура пошла просить подаяние в соседних деревнях. На просёлочной дороге её задержали «особисты» и стали выяснять, откуда у неё военное обмундирование. Все доводы, что она это купила, во внимание не бралось. Шуру заставили признаться либо в воровстве, либо в мародёрстве. Тогда она сказала, что муж её служит в НКВД и воюет на фронте. Обо мне тут же навели справки, жену отпустили, но военное имущество не отдали.
Я выпросил у начальства краткосрочный отпуск для выяснения обстоятельств задержания Александры Ильиничны. На побывку меня отпустили с оружием. Жена, тёща, дети были рады моему появлению, и стали наперебой рассказывать обо всём, что произошло, пока я был на фронте. Поведали и о том, как мой троюродный брат Иван Васильевич Шукалов (Жилкин) очистил подвалы односельчан, и как он ранее приводил фашистов арестовывать родного племянника-комсомольца. Я по натуре мужик горячий: «Ну, думаю, найду гада – пристрелю, как собаку». Не встретил я его. Спустя какое-то время я спросил начальника особого отдела: «А что мне было бы, если б я расстрелял Жилкина, как мародёра и предателя?» «Самое большое – штрафной батальон, - ответил командир, но за такую мразь и штрафбат не страшен!»
Зима 1941-1942 годов была на редкость суровой. На отдых бойцы размещались в полуразрушенных домах, сараях, землянках, а то и под открытым небом. Бывало, придёшь из очередного рейда или караула, и, кажется, что промёрз до костей. Чтобы как-то согреться, втискиваешься в середину бойцов, спящих на соломе какой-нибудь избы или сарая, а просыпаешься от нестерпимого холода с краю у стены, потому что вновь приходящие красноармейцы тоже втискиваются в середину спящих, вытесняя последних к холодным стенам.
Но больше всего нас донимали вши. Как мы с ними не боролись – ничего не помогало. При первой возможности я снимал с себя всё обмундирование и нижнее бельё и старательно вытряхивал вшей, но их не становилось меньше. Были и специальные жарочные машины – «вошебойки», но каждый со вшами боролся по-своему. Подъедет, бывало, грузовая машина, снимаешь гимнастёрку, обматываешь ею выхлопную трубу и выкуриваешь вшей выхлопными газами. А ещё прожаривали обмундирование в самодельных вошебойках. Бочку с небольшим количеством воды ставили на огонь, а сверху развешивали одежду и плотно закрывали. Ну и, конечно, баня – для солдата первое удовольствие…
После кратковременного отдыха и пополнения 330-я дивизия продолжила наступление в Смоленском направлении. Гитлеровцы, оказывая ожесточённое сопротивление, отходили на заранее подготовленные оборонительные позиции. К лету 1942 года наступление Красной Армии на этом участке фронта приостановилось. Обе стороны перешли к оборонительным действиям. В это время наша дивизия долго находилась во втором эшелоне. Однообразная служба и незанятость в свободное время тяготила бойцов. А мои руки так и тянулись к земле. Тогда мы с напарником раздобыли кое-каких семян в соседних деревнях, вскопали небольшой участок земли в расположении части, и в свободное от службы время выращивали всякую зелень. Наш старшина Черемисин Алёша, весельчак и балагур, шутил надо мной: «Вот получим приказ наступать, кому всё это достанется?» А мне не жалко было своего труда – другие придут, «спасибо» скажут.
Во второй половине лета получил письмо от жены. Александра Ильинична сообщала, что прифронтовые власти вновь переместили беженцев вглубь тыла и многие наши односельчане обосновались в селе Малое Скуратово. А на следующий день бывший председатель сельсовета Михаил Свиридов вручил моей дочери, четырнадцатилетней Ольге, комсомольскую путёвку для работы на оборонных предприятиях Зауралья. Мне так стало обидно – сам Свиридов в тылу, сына своего при себе держит, а дочь мою и других себе в заслугу перед Родиной выставил! Не выдержал я и написал письмо самому товарищу Сталину. Думаю, что письмо моё до Верховного Главнокомандующего не дошло, но ответ на него я всё-таки получил. Как было сказано в послании, от имени товарища Сталина, я, как сознательный боец Красной Армии, должен понимать потребность государства в трудовых резервах, а государство позаботится о моей дочери, как и обо всех детях фронтовиков. Ответ на письмо меня как-то успокоил, а вскоре дала о себе знать и Ольга.
В конце 1942 года всё внимание было приковано к Сталинграду, а на Смоленском направлении наблюдалось относительное затишье. Взвод особого отдела выполнял свою ежедневную боевую работу, а на войне всякое случалось…
Наталья Зайцева