Наше издание совместно с архивом Управления ФСБ России по Тульской области продолжает рассказ о Чернской сельскохозяйственной комендатуре и о том, как чекисты после изгнания гитлеровцев из пределов нашего региона разыскивали и привлекали к ответственности немецких пособников.

17 апреля 1942 года оперуполномоченный Чернского РО УНКВД по Тульской области в 21:20 приступил к допросу обвиняемого Петра Федоровича Кутепова.

– Кто вам вручил приказ немецких оккупационных властей о конфискации всего скота, зерна и транспорта? – задал первый вопрос сотрудник госбезопасности.

– Этот приказ вручил мне Кельвес В. Г. в здании районной земельной управы, причем эти приказы получили очень многие инструкторы, которые были созваны на совещание Кельвесом.

– Что говорил Кельвес вам при вручении этого приказа?

– Кельвес после вручения приказа в моем личном присутствии сказал всем инструкторам: «Отвезите этот приказ в сельсоветы и объясните председателям сельсоветов, чтобы они весь скот, зерно и транспорт доставили в Чернь». Тут Кельвесу кто-то задал вопрос, как быть с теми, кто не будет выполнять этот приказ? На это Кельвес ответил: «За невыполнение приказа – расстрел, т.к. это написано в приказе».

Сотрудник ГБ уточнил у Кутепова: говорил ли ему Кельвес о том, чтобы председателей сельсоветов предупредили тормозить выполнение вышеуказанного приказа?

– Нет, мне Кельвес В. Г. этого не говорил, – уверял Кутепов. – Если бы он мне это сказал, то я не поехал бы в сельсоветы с этим приказом.

Инструктор Чернской сельскохозяйственной комендатуры Петр Кутепов Особым Совещанием при НКВД СССР 12 августа 1942 года за измену Родине был приговорен к расстрелу (приговор привели в исполнение 2 сентября того же года).

Напомним, по делу Кельвеса и его окружения проходило множество фигурантов. Кто-то из них после войны пытался умолчать про свое негативное прошлое. Не у каждого это получалось… 27 марта 1963 года в Черни старший следователь следственного отделения Управления КГБ при Совете Министров СССР по Тульской области допросил в качестве свидетеля Василия Васильевича Мызникова. Он родился в 1913 году в семье крестьян-середняков в деревне Казацкая Слобода Плавского района, проживал там же. Окончил 4 класса. Штукатур-маляр, работал по специальности в коммунальном отделе Черни. Беспартийный. Имел паспорт. Семейный. Правительственными наградами не отмечен. Считался военнообязанным. В Великой Отечественной не участвовал (хотя в 1963 году, общаясь с сотрудником КГБ, дал ложную информацию о том, что якобы воевал в 1941-1942 годах), ранений и контузий не имел. Утверждал, что не судим (однако 27 марта 1963 года признался сотруднику КГБ – 24 декабря 1941 года он был арестован органами НКВД по обвинению в пособничестве оккупантам, впоследствии «5 лет отбывал наказание»).

У Мызникова майор КГБ спросил, знал ли он Петра Федоровича Кутепова, Владимира Густавовича Кельвеса, Николая Васильевича Борзенкова, Алексея Степановича Зайцева, Ивана Ивановича Крылова, Ивана Андреевича Чистякова и Андрея Васильевича Подчуфарова (все признаны пособниками)? Мызников указал: Кельвеса, Борзенкова, Зайцева, Крылова, Кутепова, Чистякова он знал как служащих разных организаций в Черни. Зайцев и Кутепов работали в Чернской конторе «Союзплодоовощ», «где до Отечественной войны работал и я инспектором по овощам». Чистяков трудился в райпотребсоюзе, Борзенков – в земельном отделе Чернского райисполкома. Где работал Крылов, Мызников уже не помнил. «А Кельвес агрономом при райисполкоме». «Взаимоотношения у меня с ними были нормальные, ссор и личных счетов не было. Подчуфарова я не знаю».

Василий Мызников говорил: во время оккупации Чернского района немецкими войсками он в самом райцентре «не проживал и не был в нем ни одного дня». Мужчина, с его же слов, в тот период находился в деревне Михайловское в 12 км от Черни. Поэтому о поведении при немцах Кельвеса, Борзенкова, Зайцева, Крылова, Кутепова и Чистякова ничего не знал. И все же Мызников признался в 1963-м (еще бы, ведь ему тогда прямо сказали, что в 1942-м Мызникова допрашивали по делу Кельвеса): он после изгнания немцев находился под следствием, по его делу проходили старшина д. Михайловка (видимо, она же Михайловское) Григорий Иванович Черников и староста той же деревни Иван Семенович Зюкин. Следователь во время войны расспрашивал Мызникова про Черникова и Зюкина, поскольку те обвиняли Мызникова в пособничестве немцам; «а допрашивали ли меня о Кельвесе и других, не помню».

После этого старший следователь следственного отделения Управления КГБ при Совете Министров СССР по Тульской области предъявил Мызникову его же подписи на протоколе допроса Василия Васильевича от 30 марта 1942 года по делу Кельвеса и других.

– Это ваши подписи?

Мызников признал их своими. После этого Мызникову зачитали его показания от 30.03.1942 г. по делу Кельвеса и других.

– Я их сейчас полностью подтверждаю. Действительно меня Успенский под угрозой привлек к работе в сельхозкомендатуре на должность инструктора, и хотя я был на инструктаже у Кельвеса В. Г. и получил от него распоряжение о доведении его приказа до старост деревень в части конфискации скота у населения и доставки его в Чернь, я приказа Кельвеса не выполнил и говорил крестьянам не сдавать скот. Должен показать также правду, что Борзенков, Зайцев, Крылов, Кутепов и Чистяков работали инструкторами при сельхозкомендатуре, но в какие сельсоветы они ходили и как выполняли приказ Кельвеса, мне неизвестно. Кроме того, должен показать, что приказ о высылке подвод с людьми в Чернь для немцев в деревню Михайловское привозили братья Ремизовы Константин Петрович и Александр Петрович, которые сейчас проживают в Чернском районе, – рассказал Василий Мызников. Его допрос продолжался с 14:00 до 15:50.

Подготовил Сергей МИТРОФАНОВ совместно с архивом Управления ФСБ России по Тульской области